Журнал «Агроинвестор»
Иностранные инвесторы за 5 лет вложили в Россию $300 млрд. Доля АПК — всего 0,4%
Власти и эксперты любят расписывать выгоды и преимущества, которые дает российский агропром иностранным инвесторам. Интерес последних к нашему сельскому хозяйству высок, но на инвестиционную экспансию пока нет и намека. Сектор развивается в основном на госсредства и деньги отечественного бизнеса. Вкладывающиеся в АПК западные игроки часто предпочитают зарабатывать на трейдинге и переработке сельхозсырья, а не на его производстве.
Из всех мировых агрорынков российский сейчас самый привлекательный для инвестирования, уверен гендиректор ИКАРа Дмитрий Рылько. По его данным, накопленные иностранные инвестиции в наш агропром — «несколько сотен миллионов долларов». На самом деле их объем больше: Росстат подсчитал, что только за последние пять лет они превысили $1 млрд (см. таблицу) — правда, с учетом охоты и лесхоза. У нашей страны огромный фонд сельхозземель (27 млн га одних только залежей), власти лояльны к инвесторам, которые могут рассчитывать на субсидии и другие преференции нацпроекта, говорит Рылько.
Лучше, чем в Бразилии
АПК России по числу инвесторов, заинтересованных в работе на нем, перегнал прежних мировых лидеров — Аргентину и Бразилию, предполагает вице-президент Международной программы развития птицеводства (UIPDP) Альберт Давлеев. По словам эксперта, бразильский агросектор уже «абсолютно самодостаточен» и растет за счет внутренних ресурсов, а реал укрепляется. Уровень забюрократизированности АПК там тот же, что и в России, зато пошлины на импорт перерабатывающего оборудования намного выше — до 100% таможенной стоимости, а у нас — 0-5%. Аргентинская экономика в состоянии дефолта и инвестировать в нее сейчас невыгодно, продолжает Давлеев. «Каждую неделю я получаю с Нью-йоркской фондовой биржи (NYMEX) по два-три звонка, — рассказывает он. — Аналитики спрашивают, в какие российские сельхозкомпании вкладываться, особенно накануне их IPO или выпуска бондов».
У нас почти неограниченные земельные и водные ресурсы, в тех же Бразилии и Аргентине их остро не хватает, говорит Давлеев. Россия с ее 140-миллионным населением, доходы которого в последние годы растут, является стабильным рынком сбыта сельхозпродукции, а также открывает торговые пути в интересный западным компаниям Китай, продолжает он. Кроме того, у ее производителей есть прямой доступ на рынки СНГ. Большинство проблем нашего АПК — таких, как скачки цен на сырье, трудности с аутсорсингом
Первые зашли
Попытки войти в российский АПК западные компании предпринимают с середины 1990-х годов. К этому времени относится, например, покупка контрольного пакета акций питерской бройлерной фабрики «Северная» голландской компанией «Агро Инвест Бринки». В 1990-е годы, особенно после финансового кризиса 1998-го, агроактивы в России были дешевыми, что привлекало западных инвесторов, вспоминает Давлеев. В пример он приводит венчурный фонд Agribusiness Partners International L. P. (США), в 1999 году вложивший $20 млн в липецкий бройлерный проект «Куриное Царство». Приехавший из США Андрей Даниленко в середине 1990-х годов начинал в России с небольших пилотных агропроектов, реализуемых на деньги американского некоммерческого фонда «Русские фермы», знает Давлеев. Он выращивал в Подмосковье КРС, овощи и кормовые культуры. Теперь его бизнес вырос в одноименный молочный холдинг с активами в Московской, Белгородской областях, Ставропольском крае и годовым оборотом в 1 млрд руб.
С 1998 года, после августовского дефолта, активы в России начала приобретать и французская сахарная компания Sucden, открывшая в нашей стране первый офис еще в 1992 году. Она купила контрольный пакет Добринского (Пензенская область), затем — Каменского (Краснодарский край) и Липецкого сахарных заводов. Сейчас, кроме этих предприятий, у Sucden в тех же регионах три хозяйства c 75 тыс. га. Выращенной там свеклой (до 400 тыс. т/год) обеспечены 30% перерабатывающих мощностей. «Собственное производство сахарной свеклы эффективнее и безопаснее авансирования ее производства в колхозах, — объясняет финдиректор российской «дочки» Sucden Глеб Тихомиров. — Поэтому мы планируем расширить ее площади минимум в 1,5 раза».
В агропроект, по его словам, компания уже вложила $50-60 млн и теперь собирается инвестировать еще по $7-8 млн/год. В 2007 году к липецкому сельхозбизнесу Sucden добавилось животноводство — племхоз по разведению свиней. Плюсом работы в России Тихомиров называет низкие расходы на покупку и аренду земли (от 4 до 20 тыс. руб./га), минусами — нехватку механизаторов, технических специалистов и необходимость прикладывать огромные усилия для борьбы с воровством. Кроме Sucden, зампред правления «Союзроссахара» Сергей Миронов не знает ни одного примера вложений присутствующих в России иностранных сахарных компаний в производство свекловичного сырья.
Куда вкладывают трейдеры
В 2001 году число западных инвесторов пополнила французская компания Louis Dreyfus, приобретя первый российский агроактив — Тацинский элеватор в Ростовской области. В 2003 году состоялась покупка Волгоградского элеватора, которую участники рынка оценили в $1,3 млн. А в августе 2004 года входящая в Louis Dreyfus компания Sungrain Holding нашла российского партнера -интерросовский «Агрос» - и создала с ним СП («Русскую элеваторную компанию», или «Русэлко»). В нее французы передали два своих элеватора, «Агрос» - 10. Разницу в стоимости активов Louis Dreyfus компенсировал партнеру деньгами. Тогда же стороны заключили соглашение о возможном выкупе доли «Агроса» в «Русэлко» Louis Dreyfus. В 2005 году «Агрос» заявил, что соотношение долей обоих участников СП изменилось в пользу Sungrain Holding. К французам перешел полный контроль над «Русэлко», уверяют участники зернового рынка.
Еще одним крупным иностранным инвестором стал швейцарский трейдер Glencore с годовым оборотом более $40 млрд. В 2004 году он зарегистрировал российскую «дочку» - Международную зерновую компанию (МЗК). В 2005 году она купила у «Альфа-Эко» Ростовский КХП (экспертная оценка сделки — $10-12 млн). Он был ценен для трейдера наличием портового терминала, способного отгружать 5 тыс. т зерна в сутки, и двух элеваторов под Волгоградом. Сейчас сеть МЗК состоит из 12 элеваторов. А еще Glencore - единственный крупный западный трейдер, начавший покупать в нашей стране сельхозземли, знает близкий к компании источник, не пожелавший назвать себя. В МЗК «Агроинвестору» подтвердили, что готовят «несколько крупных сделок» с землями сельхозназначения, отказавшись от дальнейших комментариев до их завершения.
Четыре года назад в Россию пришел и крупнейший в мире производитель растительного масла, зернотрейдер Bunge. В 2004 году он за $10 млн приобрел зерновой терминал в Ростове-на-Дону, а в октябре 2005-го объявил о покупке блокпакета масложировой компании «Эфко». В ноябре 2007 года компания запустила под Воронежем первую очередь МЭЗа на 560 тыс. т/год сырья (стоимость проекта — $130 млн). После выхода на проектную мощность он станет одним из трех крупнейших в стране.
Вслед за конкурентами своим портом, тоже ростовским, обзавелась американская корпорация Cargill. В 2005 году группа «Русагро» продала ей два элеватора в Краснодарском крае и портовый терминал в Ростове-на-Дону. Игроки рынка оценили сделку в $15-17 млн. С Воронежской областью у Cargill, в отличие от Bunge, не сложилось. Компания хотела построить там МЭЗ за $100 млн, но региональные чиновники не смогли согласовать с федеральным центром перевод в промышленные земель сельхозназначения, нужных для строительства завода. Cargill перенесла проект под Тулу, а его стоимость снизила до $60 млн. МЭЗ открылся в 2006 году. Сейчас Cargill согласовывает с волгоградской обладминистрацией строительство в Новоаннинском районе еще одного МЭЗа. Его мощность — 500 тыс. т/год маслосемян — сравнима с воронежским заводом Bunge.
«Стратеги» и «тактики»
Давлеев делит иностранных инвесторов на стратегических и венчурных. В числе последних хеджинговые и инвестиционные фонды/корпорации, цель которых — заработать деньги в кратко- или среднесрочной перспективе. Они покупают агроактивы, капитализируют их и продают. Самый показательный пример, считает Давлеев, — Agribusiness Partners International L. P., в 2007 году продавший «Черкизову» «Куриное царство» за $143 млн. Эта сделка в прошлом году стала крупнейшей на российском агрорынке. Инвестиционный фонд Дании для стран Центральной и Восточной Европы в 2004 году стал соучредителем новгородского комплекса «Норсвин» (инвестиции — $10 млн, мощность — более 6 тыс. т мяса в год).
Есть и финансовые организации — такие как ЕБРР, Deutche Bank и IFC, предоставляющие иностранным компаниям кредиты для работы в АПК, продолжает Давлеев. Единственное условие — западному инвестору, который кредитуется, должно принадлежать не меньше 25% акций компании, в развитие которой он намерен вкладывать: как правило, ее имущество является залогом. Так ЕБРР в 2000 году предоставил Louis Dreyfus заем на развитие сельхозбизнеса с России ($22 млн). Многие западные банки, добавляет Давлеев, могут быть только операторами или посредниками при совершении сделок с агроактивами. Но и их можно назвать «краткосрочными инвесторами», ведь они тоже берут на себя часть рисков, рассуждает Давлеев.
К стратегическим инвесторам он относит средние и крупные международные компании, начавшие с экспорта российского зерна и потом занявшиеся переработкой сельхозпродукции или взявшиеся за переработку, а затем инвестировавшие в агропроизводство. «У них гигантский инвестиционный ресурс, позволяющий одновременно финансировать много проектов, чтобы выбрать отрасль АПК, дающую максимальную отдачу», — говорит Давлеев. Для Cargill в России это контрактное выращивание и переработка зерна и масличных. Глобальные компании-«стратеги» могут позволить себе нести убытки по отдельным проектам. Например, при резком падении цен на зерно либо сахар их, по словам Давлеева, «выручают» растущие цены на мясо, и наоборот.
Крупных отечественных производителей беспокоит усиление западных игроков. «Происходит захват наших рынков иностранными компаниями, только они уже оперируют не импортом, а имеют здесь свои производственные мощности, — беспокоится топ-менеджер российского агрохолдинга, специализирующегося на трейдинге зерна и свиноводстве. — Если мы хотим развивать собственное производство, то этот процесс нужно законодательно прекратить». Для начала он предлагает ввести запрет на экспорт зерна и масличных иностранными компаниями, поскольку такие операции приводят к колебаниям цен агросырья и прямо влияют на зерновой баланс страны, прежде всего запасы.
Фактор сырья
Иностранные инвесторы охотнее идут в переработку сельхозсырья, чем в его производство: слишком велики в России погодные риски, административные издержки, а в животноводстве — и так называемый фактор живого стада. К примеру, можно обанкротиться из-за эпидемии «птичьего гриппа» или вследствие массового падежа стада при отравлении скота. Контрактное производство сырья, считающееся нормой в Европе и Америке, в нашей стране почти не развито. Поэтому иностранным переработчикам приходится становиться аграриями поневоле, то есть самим браться за сырьевые проекты.
В 1998 году Bonduelle решил построить под Краснодаром консервный завод. Такие предприятия у него есть во Франции, Италии, Венгрии. Горошек и кукурузу на них поставляют местные фермеры. В России же, введя в 2004 году завод, Bonduelle три года тщетно пытался наладить сырьевой аутсорсинг с участием кубанских совхозов. В итоге бизнес-стратегию пришлось менять: рекомендации французских технологов не выполнялись, импортная техника использовалась не по назначению. Компания взяла в аренду больше 3 тыс. га, на которых теперь выращивает 10 тыс. т/год гороха и 30 тыс. т/год кукурузы, покрывая 95% потребностей завода. Местные крестьяне поставляют только 150 т/год гороха.
Стать производителем сырья после 15 лет работы в России пришлось и «Кампомосу» - «дочке» испанского Campofrio, владевшего в Москве двумя мясокомбинатами. Его неприятности начались с введением квот на ввоз мяса. «Кампомосу», загруженному в основном импортом, квота не досталась. Ее компания получила только в 2006 году, да и то лишь 0,4 тыс. т при годовой потребности в 20 тыс. т. Пришлось вкладываться в сырье. В сентябре 2007 года в Подмосковье заработал комплекс на 50 тыс. свиней, который позволит закрыть 20% потребности компании в свинине. Начальные инвестиции — $18 млн. «История «Кампомоса» - пример неудачи, — считает Давлеев из UIPDP. — Этот инвестор не преуспел на российском рынке: продал один из двух своих заводов «Дымову» и, чтобы хоть как-то выжить, вынужден теперь вкладываться в высокорисковое свиноводство».
Видят землю
Сельхозземли привлекают западных инвесторов не меньше животноводства и растениеводства. Цены на них в стране начинаются примерно с $100/га, и в том, что в ближайшие годы их стоимость вырастет в разы, мало кто сомневается. Земля — понятный для иностранцев актив, даже если она в долгосрочной (на 49 лет) аренде, соглашается Андрей Даниленко из «Русских Ферм». Компания «Агро-Инвест», которую контролируют Investment AB Kinnevik и Vostok Nafta Investment Ltd, развивается на деньги шведских инвесторов и хочет нарастить свой земельный банк в России до 600 тыс. га. О намерении купить или арендовать в нашей стране сравнимые с ней площади иностранные инвесторы еще не объявляли. Сейчас у «Агро-Инвеста» в распашке 300 тыс. га, утверждают в компании. Развивать агропроект будут на $258 млн, полученных при проведении в Стокгольме IPO Black Earth Farming Ltd, принадлежащей AB Kinnevik и Vostok Nafta Investment Ltd.
Владельцы английского фонда Heartland Farms Ltd, в 2000 году учредившие ООО «Хартлэнд Фармз», начинали в середине 1990-х годов с поставок в ЕС российского зерна. Как рассказывает директор по маркетингу «Хартлэнд Фармз» Станислав Фролов, в 1996 году они организовали в Пензенской области уборочную бригаду, а затем на 49 лет арендовали у местных СПК 4 тыс. га пахоты. В 2004 году власти региона дали «Хартлэнду» в аренду еще 12 тыс. залежных гектаров под промышленное растениеводство. К 2011 году компания намерена увеличить угодья до 27 тыс. га, вложив в проект не меньше $10 млн.
Нужны партнеры «Кроме риска «живого выращивания», у нас две беды — земельный вопрос и непредсказуемый бизнес-климат, — говорит Давлеев. — Любой чиновник может нанести компании огромный ущерб, да и система получения разрешений предельно забюрократизирована. А нерешенный земельный вопрос делает активы привлекательными для рейдеров». Преодолеть риски можно только привлекая российского соинвестора — частную компанию либо администрацию, доказывает он.
То же советует Даниленко. На долю региональных властей в его проекте «Белгородские молочные фермы» придется 99% вложений — 250 млн руб. Без этого, говорит Даниленко, он не стал бы браться за животноводство. К 2010 году его фонд выкупит долю администрации. По тому же пути пошла компания «Матрикс Агритех» (поставщик сельхозтехники), основанная голландским бизнесменом Тоном Верхувеном. В 2004 году она создала СП с башкирским холдингом «Нерал», чтобы построить в регионе молочную ферму на 1,5 тыс. дойных коров. Доля «Матрикса» в предприятии — 49%, освоенные в 2007 году инвестиции — $10 млн.
Датские Danrus Agro и Avgas в 2007 году вместе с российскими компаниями учредили в Тамбовской области ООО «Сельхоз-Инвест» и ООО «Пик-агро». В их планах — к 2020 году построить свинокомплексы на 100 тыс. т мяса в год. Объем вложений в оба проекта составит по 1,67 млрд руб. El Pozo (Испания) взялась за свой проект, взяв в партнеры холдинг «НАПКО» Игоря Бабаева. За два года созданное ими СП хочет построить за €200 млн в Липецкой области четыре комплекса по 108 тыс. свиней каждый. «Элинар-Бройлер», созданный в 1999 году, тоже является СП, только российско-американским. 50% компании принадлежит UIPDP и столько же — «Элинару». «Нам очень повезло с российским партнером, — доволен Давлеев. — К примеру, за все время сотрудничества мы ни разу не выплачивали дивиденды, так как решили реинвестировать всю полученную прибыль. Благодаря этому с 1999 по 2007 год выпуск продукции вырос с 3 тыс. до 24 тыс. т». Но иммунитета от претензий чиновников такое партнерство, конечно, не дает, оговаривается он. Да и до предсказуемой госполитики еще далеко, добавляет Давлеев, приводя в пример проект техрегламента, запрещающий использовать в переработке замороженное мясо. Мотивы таких действий государства трудно понять западному инвестору или банку. По словам Давлеева, американские инвесторы даже придумали для таких случаев особый термин TIR — This is Russia. Его употребляют, когда не могут логически объяснить те или иные движения российского рынка и решения властей.
